Был котенок - станет рысь
Пустота. Легкая, звенящая, так, что хочется запрокинуть голову в сияюще-синее небо. Снайперы – впервые – фоном, едва различимым из-за шумного дыхания кондиционера и грохота пустоты в голове. Только сворачивая с шоссе, скользя взглядом по грязно-зеленым и таким весенним, с оборванными деревьями, газонам, я поняла, что это такое. Свобода. Привкусом лекарства, приятно-холодным металлом покатать на языке – говорят, это полезно, когда хочется пить – свобода... Что-то кончилось. Что-то начинается.
Здесь нельзя курить в здании. Я возьму сигарету, когда верусь в мащшину – первую, за последнюю пару недель, из единственной купленной в Канаде пачки. Я думала, что меня тянет курить, когда мне плохо. Я ошибалась. Я неумело кручу колесико зажигалки и неумело затягиваюсь только, когда мне странно. Очень странно.
И не важно, что еще надо дописывать работу – отсрочка до понедельника. Было так странно – врать, что все еще впереди, отчетливо зная, что все кончилось. Звеняще, пусто, свободно. Пустота – это прекрасно. Ее можно заполнять.
Плюнуть на престиж своего бизнес факультета и устроиться продавщицей в розовый магазин белья с нежным цветочным запахом, разобрать комнату, сажать настурции, закончить переводы, купить книги о викканстве и сбегать практиковаться ночами на берег озера. Жить. Господи, боги мои, которые есть и которых нет, крылья – как угодно назвать – жить! Я забыла, что это такое за экраном монитора и метвенным шелестом строк – личных посланий, игры, вордовских страниц, цветной мешанины Power Point и салатовой насмешки Excel. Я забыла, что можно не спать ночами просто потому, что просто не уснуть или оттого, что – звезды! – а не из-за разрывания пополам между дочитыванием, дописыванием того, что должно и того, что хочется.
Я устала. Я не думала, что можно устать от бесконечного познания, я гордилась своим жадным любопытством к миру, к новому; своей способностью видеть красоту математических уравнений вместо недоуменного ужаса: «И это будет на экзамене?»; интересом к преобразованию, тем захватывающем чувством наслаждения и командной гордости , когда твой проект перетекает в реальность, и представители компании с серьезными лицами, каких никогда не бывает у студентов, слушают презентацию. Я жила на адреналине и не думала, что от постоянного напряжения разума и душевных сил можно устать. И только когда напряжение рассыпалось осколками весеннего льда, растаяло – медленно, нехотя, - бурым снегом – я поняла, что потеряла себя. Что превратилась в пустоту, забитую информацией о финансовых рынках и маркетинговых стратегиях, переговорах ВТО и наиболее эффективных методах реорганизации рабочего процесса на предприятии, чужими стихами и своими ходами в ролевых играх... а себя – в этом всем – не осталось.
Потому так пусто теперь, потому – так радостно.
От отсрочки. От бесконечных четырех месяцев летней отсрочки, начавшихся сегодня, со сдачей последнего экзамена (ну, или, правильней сказать, хотя и не чувствуется – когда доведешь до ума работу – никак не позже понедельника) – до последнего, четвертого года университета. Четыре месяца. И потом – еще год. И – внииз, с обрыва, в восхитительно холодную воду летним полднем.
Сегодня, 25-го апреля, когда все люди еще живут в весне и жалуются, что только вчера выпал и растаял последний снег, для меня началось лето.
Здесь нельзя курить в здании. Я возьму сигарету, когда верусь в мащшину – первую, за последнюю пару недель, из единственной купленной в Канаде пачки. Я думала, что меня тянет курить, когда мне плохо. Я ошибалась. Я неумело кручу колесико зажигалки и неумело затягиваюсь только, когда мне странно. Очень странно.
И не важно, что еще надо дописывать работу – отсрочка до понедельника. Было так странно – врать, что все еще впереди, отчетливо зная, что все кончилось. Звеняще, пусто, свободно. Пустота – это прекрасно. Ее можно заполнять.
Плюнуть на престиж своего бизнес факультета и устроиться продавщицей в розовый магазин белья с нежным цветочным запахом, разобрать комнату, сажать настурции, закончить переводы, купить книги о викканстве и сбегать практиковаться ночами на берег озера. Жить. Господи, боги мои, которые есть и которых нет, крылья – как угодно назвать – жить! Я забыла, что это такое за экраном монитора и метвенным шелестом строк – личных посланий, игры, вордовских страниц, цветной мешанины Power Point и салатовой насмешки Excel. Я забыла, что можно не спать ночами просто потому, что просто не уснуть или оттого, что – звезды! – а не из-за разрывания пополам между дочитыванием, дописыванием того, что должно и того, что хочется.
Я устала. Я не думала, что можно устать от бесконечного познания, я гордилась своим жадным любопытством к миру, к новому; своей способностью видеть красоту математических уравнений вместо недоуменного ужаса: «И это будет на экзамене?»; интересом к преобразованию, тем захватывающем чувством наслаждения и командной гордости , когда твой проект перетекает в реальность, и представители компании с серьезными лицами, каких никогда не бывает у студентов, слушают презентацию. Я жила на адреналине и не думала, что от постоянного напряжения разума и душевных сил можно устать. И только когда напряжение рассыпалось осколками весеннего льда, растаяло – медленно, нехотя, - бурым снегом – я поняла, что потеряла себя. Что превратилась в пустоту, забитую информацией о финансовых рынках и маркетинговых стратегиях, переговорах ВТО и наиболее эффективных методах реорганизации рабочего процесса на предприятии, чужими стихами и своими ходами в ролевых играх... а себя – в этом всем – не осталось.
Потому так пусто теперь, потому – так радостно.
От отсрочки. От бесконечных четырех месяцев летней отсрочки, начавшихся сегодня, со сдачей последнего экзамена (ну, или, правильней сказать, хотя и не чувствуется – когда доведешь до ума работу – никак не позже понедельника) – до последнего, четвертого года университета. Четыре месяца. И потом – еще год. И – внииз, с обрыва, в восхитительно холодную воду летним полднем.
Сегодня, 25-го апреля, когда все люди еще живут в весне и жалуются, что только вчера выпал и растаял последний снег, для меня началось лето.